Generic selectors
Exact matches only
Search in title
Search in content
Post Type Selectors

«Задача родителя – научить ребенка бояться»

теракт Психология

18 июля 2016 года, понедельник, для алматинцев и всех казахстанцев был тревожным днем. Словом «теракт» нас не удивить – мы слышим его каждый день в новостях из-за рубежа (США, Россия, Франция, Германия, Турция и другие страны), недавно аналогичные события были уже на территории РК. Но, пожалуй, впервые именно этим летом терроризм подкрался так близко к нам и нашим детям. Прогнозы политологов оптимизма не внушают – нас предупреждают, что повторение атак террористов вполне возможно.

Zoj.kz решил расспросить специалиста о том, как жить в мире, где есть постоянная угроза теракта. Своим профессиональным мнением с нами поделилась частнопрактикующий психолог, магистр психологии, сертифицированный гештальт-терапевт Алла Леонидовна Байструкова. Ранее специалист некоторое количество лет работала с детьми и подростками в лицее «Туран», в Детской деревне SOS, а также имеет большой опыт работы с травмированными детьми и взрослыми.

Содержание
  1. – Алла Леонидовна, что поменялось в сознании людей после теракта?
  2. – В соцсетях я читала, что вы объявили 50-процентную скидку на консультации с людьми из первого и второго круга воздействия. Что вами двигало в тот момент?
  3. – В тот день люди были очень активны в мессенджерах. Чем продиктовано такое поведение?
  4. – Люди также были очень активны в соцсетях – было много постов о страхах, реакции напуганных детей, негативном опыте из прошлого, когда теракты застали в другом месте планеты…
  5. – Было много противоречивой информации. Стоило ли как-то фильтровать входящие потоки, ограничивать свое нахождение в соцсетях в этот период?
  6. – Стоило ли рассказывать о происходящем детям?
  7. – А подросткам уже надо было разъяснять?
  8. – Вы упомянули про безразличие. Неужели были такие люди? Это тоже форма реакции – если человеку все равно, это симптом?
  9. – В новостях показывали, что несколько девушек кинулись помогать раненым, а другие взялись снимать на мобильные телефоны. Какой мотив движет человеком, включившим камеру?
  10. – Говорят, что после терактов повышается риск сердечных приступов и инсультов. Как побороть тревогу, которую некоторые психологи характеризуют как «бесконечное страдание»?
  11. – То есть это хорошо, что появилось чувство тревоги?
  12. – А есть какие-то общие рекомендации, как снизить тревожность?
  13. – При подготовке к интервью я нашла инструкцию по поведению детей от израильских специалистов. Первое – отойти как можно дальше от источника опасности. Второе – обратиться за помощью к взрослому, вызывающему доверие. И третье – выполнять то, что говорит взрослый, даже если этот взрослый – террорист. Последний пункт меня пробрал до глубины души. Хотя если вдуматься, то ребенок и правда не может самостоятельно оценить уровень опасности происходящего. Можете ли вы прокомментировать этот рекомендуемый алгоритм действий и/или дать свою рекомендацию?
  14. – Сознание детей деформировано голливудскими фильмами, компьютерными играми?

– Алла Леонидовна, что поменялось в сознании людей после теракта?

– Мы привыкли, что Казахстан мирное государство, что наше правительство обеспечивает нам безопасность… Поэтому есть аспект некой расслабленности: да, теракты происходят, но где-то там, и создается ощущение, что с нами этого не произойдет. В новых обстоятельствах надо соизмерять свое представление о мире с реальностью. Максимально сохранять спокойствие и свою гражданскую позицию в неспокойные моменты. Соблюдать социальный аспект – если власти просят не выходить из дома, то необходимо следовать данным рекомендациям. Если перекрывают улицы, то не стараться попасть туда любой ценой. Несмотря на тревожность, волевыми усилиями, осознанностью необходимо сохранять внутреннюю устойчивость и обучать этому своих детей, в особенности подростков, начиная с 9-летнего возраста.

В такие моменты самое главное – не поддаваться панике, выключить в себе ребенка и включить взрослого. Взрослый будет организовывать личное пространство вокруг себя, обезопасит свою семью. Мой 15-летний сын в этот день находился неподалеку от мест событий, я последовала за ним. Стараясь внутри себя также находить осмысленные точки опоры, и тестировала реальность происходящего, передвигаясь в автомобиле по городу, всматриваясь в лица проходящих мимо людей. Меня очень успокаивало, что в городе было много патрульных машин, которые обеспечивали безопасные проезды по определенным маршрутам. Мне звонили и писали мои обеспокоенные событиями клиенты. Я рекомендовала им опираться только на проверенные источники информации. Не нужно перенасыщать себя информацией из WhatsApp и интернет-источников, сохранять спокойствие, насколько это возможно. А главное помнить, что наше правительство предпринимает все меры по урегулированию данной ситуации и стабилизации обстановки в городе.

Безусловно, можно очень много говорить красивых и умных слов, если тебя это не касается напрямую. У каждого травмирующего события есть круги воздействия – как круги на воде. Первый круг – пострадавшие, участники и очевидцы событий, второй круг – их родственники и близкие, а дальше – это мы все. Все, кого личностно события не затронули, при этом мы сопереживаем за тех, кто пострадал, за их родственников. Также необходимо помнить, что одно и то же событие для одного человека будет катастрофой, у другого вызовет нейтральное отношение, граничащее с безразличием, а третьи люди будут включены и готовы помогать и содействовать стабилизации обстановки, помогая в преодолении последствий события. Отношение и чувства людей, они так же разнообразны, как все мы, все зависит от индивидуальных особенностей каждой личности.

– В соцсетях я читала, что вы объявили 50-процентную скидку на консультации с людьми из первого и второго круга воздействия. Что вами двигало в тот момент?

– У меня было несколько мотивов. Во-первых, моя профессиональная роль в обществе: как известно, психология – здоровье сберегающая, помогающая профессия. Во-вторых, моя гражданская позиция: я – за стабилизацию обстановки и спокойную мирную жизнь наших граждан. В-третьих, из человеческой роли сопереживания и сочувствия людям, которые не по своей воле оказались в затруднительной, а некоторые в шокирующей сознание нормального человека ситуации. Опубликовав это объявление, я и для себя сделала заявление: «Жизнь продолжается». И для всего моего круга это могло стать неким стабилизирующим фактором, поводом задуматься, чем они могут помочь кроме бесконечного обзвона близких, пересылки информации в мессенджерах. Меньше всего всем нам нужна была паника в данной ситуации, и где-то мы, в том числе я, опирались на устойчивость друг друга, что, несомненно, помогло нам всем преодолеть данную ситуацию.

– В тот день люди были очень активны в мессенджерах. Чем продиктовано такое поведение?

– Действительно, в WhatsApp была какая-то истерия. Я ее для себя даже охарактеризовала, как некую форму насилия. Когда мне против моей воли со всех сторон шлют травмирующие фотографии, видео, предупреждения… С одной стороны, хоть какая-то информация о происходящем, с другой – беспрерывный и устрашающий поток информации. Для кого-то это возможность справиться со своим внутренним напряжением. То есть когда боюсь не только я один, я напугаю как можно большее количество людей, проговорю многократно известные мне факты, и напряжение пойдет на спад… Но я категорически против пересылки подобных вещей. Одно дело, когда тебе позвонили и предупредили об опасности, о необходимости не покидать место работы или дом. И совсем другое дело, когда продолжают нагнетать ситуацию. Я против такого.

– Люди также были очень активны в соцсетях – было много постов о страхах, реакции напуганных детей, негативном опыте из прошлого, когда теракты застали в другом месте планеты…

– Это все та же тревожность, с которой человек не может справиться внутри себя. Я написал пост, получил лайки, почувствовал, что я не один со своими страхами. С другой стороны, можно почувствовать поддержку людей – это позитивный аспект. Хорошо, что были люди, которые в этот непростой день своими постами успокаивали других. Они дали другим некую точку опоры, найдя ее прежде всего в себе.

– Было много противоречивой информации. Стоило ли как-то фильтровать входящие потоки, ограничивать свое нахождение в соцсетях в этот период?

– Я для себя приняла решение фильтровать. И опиралась только на информацию, поступающую от государственных органов. В жизни были такие ситуации (природные катаклизмы, войны), когда я принимала решение прекратить смотреть новости или максимально ограничить, потому что я не выдерживала массивную информационную атаку. Каждый человек может сам для себя решить, сколько информации для него нормально, чтобы эмоционально не затапливать себя. Смотреть сутками, нон-стопом, поддерживая выброс гормонов стресса, точно не надо.

– Стоило ли рассказывать о происходящем детям?

– Я считаю, что детям до 7-8 лет можно вообще не говорить о терактах. Следует оградить их от шокирующей информации. Не то чтобы стоит изображать праздник и радость, но точно не показывать фотографии, не смотреть вместе телевизор. Объяснение нужно минимальное, в не травматичном для них режиме. Если совсем умалчивать, что происходит с вами, то у ребенка это вызовет дополнительную тревожность.

– А подросткам уже надо было разъяснять?

– Лет с 9-12, в зависимости от психологической зрелости ребенка-подростка, безусловно, нужно. Но опять же не истерическими реакциями, а с позиции взрослого. Необходимо объяснить, что есть в жизни и такая сторона: терроризм, преступность, что вообще это противоестественно человеческой природе… Иначе завтра он пойдет во двор, где ему всю эту информацию преподнесут в не экологичном для него виде. Тогда это может быть травмирующе для его еще созревающей психики. Подросток не должен быть за бортом, его надо включать в социальную жизнь. Можно, например, совместно посмотреть официальные новости по телевидению. А вот ролики с YouTube рекомендую исключить.

– Вы упомянули про безразличие. Неужели были такие люди? Это тоже форма реакции – если человеку все равно, это симптом?

– В моем окружении есть люди, которым было без разницы. Хотя я анализирую и понимаю: конкретно у человека все хорошо, а семьи, о которой надо беспокоиться, нет. Да, есть неудобство в виде перекрытых улиц, например, но не более. Это может быть симптомом, потому что у травмы есть такой аспект, как вытеснение: это произошло не со мной, мне это не надо, мне это неинтересно… Это такая форма эгоизма, конкретно для психики этого человека даже хорошая реакция. Эгоизм, по сути, пока он не преступен, не является социально неодобряемым аспектом. Преступным он становится в случаях намеренного неоказания помощи. Что влечет за собой гибель или утрату здоровья другого человека. Например, вы идете по улице, человек истекает кровью, а вы безучастны. Именно здесь и есть та черта – нарушение закона… Безусловно, мы обсуждаем в данном разговоре два полярных аспекта: истерика и полное безразличие, в идеале нужно найти золотую середину.

– В новостях показывали, что несколько девушек кинулись помогать раненым, а другие взялись снимать на мобильные телефоны. Какой мотив движет человеком, включившим камеру?

– Это может быть формой защиты. Глядя на ситуацию через экран смартфона, для человека это как будто кровавое кино, которое он смотрит по телевизору. Но это не утверждение, а лишь моя гипотеза.

– Говорят, что после терактов повышается риск сердечных приступов и инсультов. Как побороть тревогу, которую некоторые психологи характеризуют как «бесконечное страдание»?

– В вопросах страхов и тревог надо быть очень осторожным в оценках. Ведь, с одной стороны, это выполняет и защитную функцию.

– То есть это хорошо, что появилось чувство тревоги?

– Безусловно да. Когда происходят из ряда вон выходящие события, то в теле человека начинают вырабатываться гормоны. Оно мобилизуется, чтобы проявилась естественная реакция «борись или беги». Таким образом, включается инстинкт самосохранения, этот аспект личности нельзя выключать. Это хорошо. Но если уровень тревоги зашкаливает: человек не может спать, есть, работать или же «берет в заложники» всю свою семью, запрещая им выходить из дома, то с этим уже надо работать.

– А есть какие-то общие рекомендации, как снизить тревожность?

– Когда происходит травмирующее событие, то психика расщепляется на три составляющие. Первая – это выжившая часть, которая сохранилась. Вторая – здоровая часть, которая вообще не затронута. И часть третья – травмированная. Одним из аспектов здоровой части в этом контексте является способность сохранять коммуникацию и обмен с внешней средой. Не закрываться где-то внутри себя. Продолжать поддерживать связь с реальностью, несмотря на то, что внешний мир в каком-то контексте сейчас стал небезопасным. Я перепроверяю реальность. Сопоставляю свои ощущения и действительность. Это прекрасный способ гармонизации и снижения тревоги. Если же не получается, то всегда можно обратиться к психологу. Специалистов в нашем городе много. Либо же к устойчивым друзьям – с истеричными людьми лучше в этот момент минимизировать контакты.

– При подготовке к интервью я нашла инструкцию по поведению детей от израильских специалистов. Первое – отойти как можно дальше от источника опасности. Второе – обратиться за помощью к взрослому, вызывающему доверие. И третье – выполнять то, что говорит взрослый, даже если этот взрослый – террорист. Последний пункт меня пробрал до глубины души. Хотя если вдуматься, то ребенок и правда не может самостоятельно оценить уровень опасности происходящего. Можете ли вы прокомментировать этот рекомендуемый алгоритм действий и/или дать свою рекомендацию?

– В целом все правильно, я со всем согласна. У меня перед глазами стоит кадр, где двое мальчишек наблюдают, когда взрослые вытаскивают раненых полицейских из автомобиля. Одному на вид лет пять, другому не больше семи. Меня поразило, что восприятие у детей нарушено – они не испугались, стояли спокойно в то время, когда взрослые суетились. Я думаю, что это не вина детей, а оплошность взрослых. Вместо того, чтобы снимать на камеру, лучше бы детей увели с места событий. Потому что увиденное может дать удар по психике ребенка если не сейчас, то в подростковом или взрослом возрасте. Впоследствии ребенок будет думать, что такие события не из ряда вон выходящее, а почти норма.

– Сознание детей деформировано голливудскими фильмами, компьютерными играми?

– Я считаю, что да. В игре как? Тебя убили, а ты тут же встал и пошел. Я наблюдаю за подростками, которые очень увлечены играми. У них настолько снижен инстинкт самосохранения, что функция выброса гормонов в экстренных ситуациях как будто выключена. Они себя почти бессмертными считают. И здесь уже должны подключиться родители. Главная их задача заключается в том, чтобы научить детей бояться. Точнее научить определять, где в реальной жизни может быть реальная опасность, игнорируя которую, они рискуют погибнуть.

ZOJ.KZ
Подписаться
Уведомление
guest
0 комментариев
Межтекстовые Отзывы
Посмотреть все комментарии
0
Мы будем благодарны вам за комментарий x